Стемнело. По тропинкам снежным хозяйки с ведрами пошли. Скрипят таинственно и нежно колодезные журавли. Смех, разговор вдоль длинных улиц, но враз пропали голоса, и словно бы плотней сомкнулись кольцом дремучие леса. Я прохожу пустой деревней, я выхожу за крайний дом. Мир обретает облик древний в сиянье млечно-золотом. А небо-то и вправду купол! С непостижимой вышины стекают медленно и скупо лучи невидимой луны. Они переполняют тучи, просачиваются в снега, они бесплотны, вездесущи, они — веками... на века... Нездешнее сиянье льется, мерцают срубы в глыбах льда, и смутно светится в колодцах животворящая вода.
Вот говорят: Россия... Реченьки да березки... А я твои руки вижу, узловатые руки, жесткие. Руки, от стирки сморщенные, слезами горькими смоченные, качавшие, пеленавшие, на победу...
2. Мать
Года прошли, а помню, как теперь, фанерой заколоченную дверь, написанную мелом цифру "шесть", светильника замасленную жесть, колышет пламя снежная струя, солдат в бреду... И возле...
3. Так уж сердце у меня устроено
Так уж сердце у меня устроено — не могу вымаливать пощады. Мне теперь — на все четыре стороны... Ничего мне от тебя не надо. Рельсы — от заката до восхода, и от севера до юга —...
