Степь, растрескавшаяся от жара, не успевшая расцвести... Снова станция Баладжары, перепутанные пути. Бродят степью седые козы, в небе медленных туч гурты... Запыхавшиеся паровозы под струю подставляют рты. Между шпалами лужи нефти с отраженьями облаков... Нам опять разминуться негде с горьким ветром солончаков. Лязг железа, одышка пара, гор лысеющие горбы... Снова станция Баладжары на дороге моей судьбы. Жизнь чужая, чужие лица... Я на станции не сойду. Улыбается проводница: - Поглядите, мой дом в саду!- В двух шагах низкорослый домик, в стеклах красный, как медь, закат, пропыленный насквозь тутовник... (А она говорила - сад.) Но унылое это место, где ни кустика нет вокруг, я глазами чужого детства в этот миг увидала вдруг, взглядом девушки полюбившей, сердцем женщины пожилой... И тутовник над плоской крышей ожил, как от воды живой.
Вот говорят: Россия... Реченьки да березки... А я твои руки вижу, узловатые руки, жесткие. Руки, от стирки сморщенные, слезами горькими смоченные, качавшие, пеленавшие, на победу...
2. Мать
Года прошли, а помню, как теперь, фанерой заколоченную дверь, написанную мелом цифру "шесть", светильника замасленную жесть, колышет пламя снежная струя, солдат в бреду... И возле...
3. Так уж сердце у меня устроено
Так уж сердце у меня устроено — не могу вымаливать пощады. Мне теперь — на все четыре стороны... Ничего мне от тебя не надо. Рельсы — от заката до восхода, и от севера до юга —...
