Во деревне у реки в базарную гущу выходили мужики на Ивана-Пьющего. Тут и гам, тут и гик, тут летают локти, тут и пели сапоги, мазанные дегтем. Угощались мужики, деликатно крякали, растеряли все кульки, гостинцы и пряники: А базар не в уголке, его распирало, он потел, как на полке, лоснился, как сало. У бабонек под мышками выцветала бязь. Базар по лодыжку втоптался в грязь. Но девки шли павлинами, желая поиграться с агентами длинными в пучках облигаций. А пономарь названивал с колокольни утлой, малиновым заманивал еще намедни утром. Тальянки ж в лентах-красоте наяривали пуще, как вдруг завыло в высоте над Иваном-Пьющим. Делать было нечего, базар взглянул туда: там самолет кружился кречетом, а на хвосте его — звезда! И, слушая, как он поет, базар, казалось, замер, базар впивался в самолет трезвевшими глазами, а тот белел со злости, сияя как пожар... ...До горизонта — гостя провожал базар.
1927
1. Бабье лето
Есть время природы особого света, неяркого солнца, нежнейшего зноя. Оно называется бабье лето и в прелести спорит с самою весною. Уже на лицо осторожно садится летучая, легкая...
Здесь даже давний пепел так горяч, что опалит - вдохни, припомни, тронь ли... Но ты, ступая по нему, не плачь и перед пеплом будущим не дрогни...
Это всё неправда. Ты любим. Ты навек останешься моим. Ничего тебе я не прощу. Милых рук твоих не отпущу. А тебе меня не оттолкнуть, даже негодуя и скорбя. Как я вижу твой...