I Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда. Раскрывши зонт, я поднимаю ворот. Четыре дня они бомбили город, и города не стало. Города не люди и не прячутся в подъезде во время ливня. Улицы, дома не сходят в этих случаях с ума и, падая, не призывают к мести. II Июльский полдень. Капает из вафли на брючину. Хор детских голосов. Вокруг — громады новых корпусов. У Корбюзье то общее с Люфтваффе, что оба потрудились от души над переменой облика Европы. Что позабудут в ярости циклопы, то трезво завершат карандаши. III Как время ни целебно, но культя, не видя средств отличия от цели, саднит. И тем сильней — от панацеи. Ночь. Три десятилетия спустя мы пьем вино при крупных летних звездах в квартире на двадцатом этаже — на уровне, достигнутом уже взлетевшими здесь некогда на воздух.
Июль 1973, Роттердам
1. Набросок
Холуй трясется. Раб хохочет. Палач свою секиру точит. Тиран кромсает каплуна. Сверкает зимняя луна. Се вид Отечества, гравюра. На лежаке — Солдат и Дура. Старуха чешет мертвый...
Предпоследний этаж раньше чувствует тьму, чем окрестный пейзаж; я тебя обниму и закутаю в плащ, потому что в окне дождь - заведомый плач по тебе и по мне. Нам пора...
3. Сумев отгородиться от людей
Сумев отгородиться от людей, я от себя хочу отгородиться. Не изгородь из тесаных жердей, а зеркало тут больше пригодится. Я созерцаю хмурые черты, щетину, бугорки на...