Лесорубы пням обрубают лапы и корчуют культяпки из мерзлой земли. И тягач, подминая ухабы, в белом облаке, в снежной пыли по делянке лениво кружит: постоит и опять пойдет, круг сужая все уже и уже, гусеницей землю гребет. И как дернет дупластый обрубок — в три обхвата здесь были дубы,— дрогнет трос, и в морозных клубах вот-вот станет тягач на дыбы. И уже на земле воронка, будто тонная бомба вошла. Выгорает кустарник дотла, и становится пашней лесная сторонка. С бороной идут мужики — обживают тысячи га. И куда ни ступит нога: все засеяно — до реки. Пень вцепился корнями в пласт: землю он никому не отдаст. Мы возьмем ее! Мы сильней! Мы закончим корчевку пней! Но не завтра и не на днях — полпланеты в корявых пнях.
1947
Написано много о ревности, о верности, о неверности. О том, что встречаются двое, а третий тоскует в походе. Мы ночью ворвались в Одоев, пути расчищая пехоте. И, спирт разбавляя...
2. Осень
Перешагнула осень порог — и в Закарпатье. Каждая рощица и бугорок в ситцевом платье. В каждое озеро клены глядят, листья роняя. — Здравствуй,— сказал запыленный солдат,— область...
Осколки голубого сплава Валяются в сухом песке. Здесь всё: и боевая слава И струйка крови на виске... Из боя выходила рота, Мы шли на отдых, в тишину И над могилою...