Когда-то, до войны, я был в Крыму. Со мною шло, не зная, как назваться, То счастье, о котором ни к чему, Да и не стоит здесь распространяться. Оно скользило солнечным пятном По штукатурке низенького дома, По мокрой гальке шлялось босиком В пяти шагах от вспененного грома. Бросало в разноцветные кусты Цветы неугасимые и росы, На ласточкиных крыльях с высоты Кидалось в тень приморского утеса. И - что с того? Ну, было, да прошло, Оставив чуть заметные приметы: Для посторонних - битое стекло, Для сердцем переживших - самоцветы. Не так давно я снова был в Крыму. Со мною шла, на шаг не отставая, Нещадная ни к сердцу, ни к уму, Горячая, щемящая, живая. И одолела. Вспомнив до конца, Я бросился на камень молчаливый, На камень у знакомого крыльца, Поросшего бурьяном и крапивой. И я спросил:- Ты все мне скажешь, боль? Все без утайки? Все, мой друг жестокий? Неужто век нам маяться с тобой, Неужто вместе мерять путь далекий? Я спрашиваю снова: чья вина? Приговоренный зваться человеком, Я четверть века всем платил сполна За все, что не сполна давалось веком. Я не был скуп. Цена добра и зла Была ценой и мужества и крови... И я был щедр. Но молодость прошла, Не пожелав и доброго здоровья. Я знаю, снова просквозят года... И вновь, как в повторяющемся чуде, Сюда придут, опять придут сюда И юные и радостные люди. И девушка, поднявшись на крыльцо, Прочтет свою судьбу по звездной книжке И спрячет побледневшее лицо В тужурку светлоглазого парнишки. Пусть будет так. Пусть будет к ним добрей Жестокое и трудное столетье. И радость щедрых и прекрасных дней Получат полной мерой наши дети. И нашу память снова воскресит В иной любви живительная сила, И счастье им сверкнет у этих плит Поярче, чем когда-то нам светило!
Октябрь 1947, Крым