В колхоз далекий в пору сенокоса Приехал я, чтобы стихи читать. А после отвечать на все вопросы, Какие станут люди задавать. Здесь никогда поэтов не бывало, Но мной в сельпо, между сапог и вил, В строю брошюрок желтых, залежалых, Твардовский все же обнаружен был. Вещала всем с дверей сельпо афишка О том, что я писатель СССР. А в клуб пришли девчонки и мальчишки, Учительница, фельдшер, инженер. Но я был рад. Колхоз встает с рассветом, Лишь три часа за сутки спит колхоз, Ему не до артистов и поэтов,— Бушует по округе сенокос. Что мог бы я прочесть ему такое, Достойное не просто трудодня, А солнца в сенокос, росы и зноя,— Нет, не было такого у меня. И среди белых полевых букетов Над кумачовым заревом стола Я призывал на помощь всех поэтов, Которых мать-Россия родила. А в зале льны цвели, цвели ромашки На длинных лавках, выстроенных в ряд, И тишина, ни шороха, ни кашля, Лишь было слышно — комары звенят. За окнами домой проплыло стадо, Закат погас, и смолкли петухи. Три женщины вошли и сели рядом В платочках новых, праздничных, тихи. На темных лицах, как на негативах, Белели брови, выгорев дотла, Но каждая из них, видать, красива Когда-то в девках, в юности была. Они отдали все без сожаленья Полям и детям, помня о мужьях.— Мне пусты показались сочиненья, Расхваленные критикой в статьях. И я прочел для этих трех солдаток Примерно лет моих, немолодых, То, что на фронте написал когда-то Не как стихи, а про друзей своих.
1958