Скажи мне, Батюшков любезный! Дай дружбе искренний ответ: Зачем нельстивый и полезный Ты пренебрег ее совет? Зачем великолепно Тасса Решился вновь похоронить, Когда средь русского Парнаса Его ты мог бы воскресить? На то ль он краски бесподобны И кисть свою тебе вручил, Чтоб в память ты его надгробный Лишь кипарис изобразил? Нет, нет, признательнейшей дани Он ждал за дар свой: он хотел, Чтоб прелести любви и брани На лире ты его воспел. Ты пел уж их; и, восхищенный, С вершин Парнаса Тасс внимал, Когда, самим им вдохновенный, Его ты песни повторял; Когда на славном невском бреге Гремел его струнами ты И в хладном севере на снеге Растил соррентские цветы. Но ты замолк, и тщетно гласа Знакомого бессмертный ждет; И тщетно ждем мы: лира Тасса И звука уж не издает. Почто ж замолк ты? Дружбы пени Прими без ропота, мой друг! Почто, предавшись томной лени, Паривший усыпил ты дух? Проснись; ударь по сладкогласным Струнам — и, славных дел певец, С Торкватовым венцом прекрасным Прекрасный свой сплетешь венец.
20 октября 1817