Я — посвященный от народа, На мне великая печать, И на чело свое природа Мою прияла благодать. Вот почему на речке-ряби, В ракитах ветер-Алконост Поет о Мекке и арабе, Прозревших лик карельских звезд. Все племена в едином слиты: Алжир, оранжевый Бомбей В кисете дедовском зашиты До золотых, воскресных дней. Есть в сивке доброе, слоновье, И в елях финиковый шум,— Как гость в зырянское зимовье Приходит пестрый Эрзерум. Китай за чайником мурлычет, Чикаго смотрит чугуном... Не Ярославна рано кычет На забороле городском,— То богоносный дух поэта Над бурной родиной парит; Она в громовый плащ одета, Перековав луну на щит. Левиафан, Молох с Ваалом — Ее враги. Смертелен бой. Но кроток луч над Валаамом, Целуясь с ладожской волной. А там, где снежную Печору Полою застит небосклон, В окно к тресковому помору Стучится дед — пурговый сон. Пусть кладенечные изломы Врагов, как молния, разят,— Есть на Руси живые дрёмы, Невозмутимый, светлый сад. Он в вербной слезке, в думе бабьей, В богоявленье наяву, И в дудке ветра об арабе, Прозревшем Звездную Москву.
<1918>