"Ночь светла; в небесном поле Ходит Веспер золотой; Старый дож плывет в гондоле догарессой молодой..." * Занимает догарессу Умной речью дож седой... Слово каждое по весу - Что червонец дорогой... Тешит он ее картиной, Как Венеция, тишком, Весь, как тонкой паутиной, Мир опутала кругом: "Кто сказал бы в дни Аттилы, Чтоб из хижин рыбарей Всплыл на отмели унылой Этот чудный перл морей! Чтоб, укрывшийся в лагуне, Лев святого Марка стал Выше всех владык - и втуне Рев его не пропадал! Чтоб его тяжелой лапы Мощь почувствовать могли Императоры, и папы, И султан, и короли! Подал знак - гремят перуны, Всюду смута настает, А к нему - в его лагуны - Только золото плывет!.." Кончил он, полусмеяся, Ждет улыбки - но, глядит, На плечо его склоняся, Догаресса - мирно спит!.. "Всё дитя еще!" - с укором, Полным ласки, молвил он, Только слышит - вскинул взором - Чье-то пенье... цитры звон... И всё ближе это пенье К ним несется над водой, Рассыпаясь в отдаленье В голубой простор морской... Дожу вспомнилось былое... Море зыбилось едва... Тот же Веспер... "Что такое? Что за глупые слова!" - Вздрогнул он, как от укола Прямо в сердце... Глядь, плывет, Обгоняя их, гондола, Кто-то в маске там поет: "С старым дожем плыть в гондоле. Быть его - и не любить... И к другому, в злой неволе, Тайный помысел стремить... Тот "другой" - о догаресса!- Самый ад не сладит с ним! Он безумец, он повеса, Но он - любит и любим!.." Дож рванул усы седые... Мысль за мыслью, целый ад, Словно молний стрелы злые, Душу мрачную браздят... А она - так ровно дышит, На плече его лежит... "Что же?.. Слышит иль не слышит? Спит она или не спит?!."* Эти четыре строчки найдены в бумагах Пушкина, как начало чего-то. Да простит мне тень великого поэта попытку угадать: что же было дальше?
1887, 1888