Здравствуйте, Павел Григорьевич! Всем штормам вопреки, пока конфликты улаживаются и рушатся материки, крепкое наше суденышко летит по волнам стрелой, и его добротное тело пахнет свежей смолой. Работа наша матросская призывает бодрствовать нас, хоть вы меня и постарше, а я помоложе вас (а может быть, вы моложе, а я немного старей)... Ну что нам все эти глупости? Главное — плыть поскорей. Киплинг, как леший, в морскую дудку насвистывает без конца, Блок над картой морей просиживает, не поднимая лица, Пушкин долги подсчитывает, и, от вечной петли спасен, в море вглядывается с мачты вор Франсуа Вийон! Быть может, завтра меня матросы под бульканье якорей высадят на одинокий остров с мешком гнилых сухарей, и рулевой равнодушно встанет за штурвальное колесо, и кто-то выругается сквозь зубы на прощание мне в лицо. Быть может, все это так и будет. Я точно знать не могу. Но лучше пусть это будет в море, чем на берегу. И лучше пусть меня судят матросы от берегов вдали, чем презирающие море обитатели твердой земли... До свидания, Павел Григорьевич! Нам сдаваться нельзя. Все враги после нашей смерти запишутся к нам в друзья. Но перед бурей всегда надежней в будущее глядеть... Самые чистые рубахи велит капитан надеть!
...А годы проходят, как песни. Иначе на мир я гляжу. Во дворике этом мне тесно, и я из него ухожу. Ни почестей и ни богатства для дальних дорог не прошу, но маленький дворик...
2. Человек стремится в простоту
Человек стремится в простоту, как небесный камень — в пустоту, медленно сгорает и за предпоследнюю версту нехотя взирает. Но во глубине его очей будто бы — во глубине ночей что-то...
Вот музыка та, под которую мне хочется плакать и петь. Возьмите себе оратории, и дробь барабанов, и медь. Возьмите себе их в союзники легко, до скончания дней... Меня же оставьте...
