Я поднимаюсь по колючим склонам, я мну в ладонях пыльный полынок, пылает бухта синим и зеленым, кузнечики взлетают из-под ног. В скользящих бликах света голубого, на обожженном темени горы, лепечут листья в рощице дубовой, жужжат шмели и плачут комары. Лежу. Гляжу. Над головою дна нет! Плывут на север тучи не спеша... И все мне душу трогает и ранит, так беззащитна сделалась душа. Она ликует и пощады просит, и нет ее смятению конца. Так, вероятно, света не выносят глаза у исцеленного слепца. Всё в первый раз - долины, горы, море, сухой дубняк, звенящий на ветру... Вторая жизнь! На радость или горе? Не все равно ли? Не боюсь. Беру!
Вот говорят: Россия... Реченьки да березки... А я твои руки вижу, узловатые руки, жесткие. Руки, от стирки сморщенные, слезами горькими смоченные, качавшие, пеленавшие, на победу...
2. Мать
Года прошли, а помню, как теперь, фанерой заколоченную дверь, написанную мелом цифру "шесть", светильника замасленную жесть, колышет пламя снежная струя, солдат в бреду... И возле...
3. Так уж сердце у меня устроено
Так уж сердце у меня устроено — не могу вымаливать пощады. Мне теперь — на все четыре стороны... Ничего мне от тебя не надо. Рельсы — от заката до восхода, и от севера до юга —...
