Написано много о ревности, о верности, о неверности. О том, что встречаются двое, а третий тоскует в походе. Мы ночью ворвались в Одоев, пути расчищая пехоте. И, спирт разбавляя водою, на пламя глядели устало. (Нам все это так знакомо!..) Но вот на пороге встала хозяйка нашего дома. Конечно, товарищ мой срочно был вызван в штаб к военкому. Конечно, как будто нарочно одни мы остались дома. Тяжелая доля солдаток. Тоскою сведенное тело. О, как мне в тот миг захотелось не вшивым, не бородатым,— быть чистым, с душистою кожей. Быть нежным хотелось мне. Боже!.. В ту ночь мы не ведали горя. Шаблон: мы одни были в мире... Но вдруг услыхал я: Григорий... И тихо ответил: Мария... Мария! В далеком Ишиме ты письма читаешь губами. Любовь — как Сибирь — нерушима. Но входит, скрипя костылями, солдат никому не знакомый, как я здесь, тоской опаленный. Его оставляешь ты дома. И вдруг называешь: Семеном. Мария! Мое это имя. И большего знать мне не надо. Ты письмами дышишь моими. Я знаю. Я верю. Ты рядом.
1942
Написано много о ревности, о верности, о неверности. О том, что встречаются двое, а третий тоскует в походе. Мы ночью ворвались в Одоев, пути расчищая пехоте. И, спирт разбавляя...
2. Осень
Перешагнула осень порог — и в Закарпатье. Каждая рощица и бугорок в ситцевом платье. В каждое озеро клены глядят, листья роняя. — Здравствуй,— сказал запыленный солдат,— область...
Осколки голубого сплава Валяются в сухом песке. Здесь всё: и боевая слава И струйка крови на виске... Из боя выходила рота, Мы шли на отдых, в тишину И над могилою...