I Над городом плывет ночная тишь, И каждый шорох делается глуше, А ты, душа, ты всё-таки молчишь, Помилуй, Боже, мраморные души. И отвечала мне душа моя, Как будто арфы дальние пропели: "Зачем открыла я для бытия Глаза в презренном человечьем теле? Безумная, я бросила мой дом, К иному устремясь великолепью, И шар земной мне сделался ядром, К какому каторжник прикован цепью. Ах, я возненавидела любовь - Болезнь, которой все у вас подвластны, Которая туманит вновь и вновь Мир, мне чужой, но стройный и прекрасный. И если что еще меня роднит С былым, мерцающим в планетном хоре, То это горе, мой надежный щит, Холодное презрительное горе." II Закат из золотого стал как медь, Покрылись облака зеленой ржою, И телу я сказал тогда: "Ответь На всё провозглашенное душою". И тело мне ответило мое, Простое тело, но с горячей кровью: "Не знаю я, что значит бытие, Хотя и знаю, что зовут любовью. Люблю в соленой плескаться волне, Прислушиваться к крикам ястребиным, Люблю на необъезженном коне Нестись по лугу, пахнущему тмином. И женщину люблю... Когда глаза Ее потупленные я целую, Я пьяно, будто близится гроза, Иль будто пью я воду ключевую. Но я за всё, что взяло и хочу, За все печали, радости и бредни, Как подобает мужу, заплачу Непоправимой гибелью последней. III Когда же слово Бога с высоты Большой Медведицею заблестело, С вопросом: "Кто же, вопрошатель, ты?" Душа предстала предо мной и тело. На них я взоры медленно вознес И милостиво дерзостным ответил: "Скажите мне, ужель разумен пес, Который воет, если месяц светел? Ужели вам допрашивать меня, Меня, кому единое мгновенье - Весь срок от первого земного дня До огненного светопреставленья? Меня, кто, словно древо Игдразиль, Пророс главою семью семь вселенных И для очей которого, как пыль, Поля земные и поля блаженных? Я тот, кто спит, и кроет глубина Его невыразимое прозванье: А вы - вы только слабый отсвет сна, Бегущего на дне его сознанья!
<1919>
Что за бледный и красивый рыцарь Проскакал на вороном коне, И какая сказочная птица Кружилась над ним в вышине? И какой печальный взгляд он бросил На мое цветное окно, И зачем мне...
2. В пустыне
Давно вода в мехах иссякла, Но, как собака, не умру: Я в память дивного Геракла Сперва отдам себя костру. И пусть, пылая, жалят сучья, Грозит чернеющий Эреб, Какое странное...
3. Мечты
За покинутым, бедным жилищем, Где чернеют остатки забора, Старый ворон с оборванным нищим О восторгах вели разговоры. Старый ворон в тревоге всегдашней Говорил, трепеща от...