Я тайно и горько ревную, угрюмую думу тая: тебе бы, наверно, иную - светлей и отрадней, чем я... За мною такие утраты и столько любимых могил! Пред ними я так виновата, что если б ты знал - не простил. Я стала так редко смеяться, так злобно порою шутить, что люди со мною боятся о счастье своем говорить. Недаром во время беседы, смолкая, глаза отвожу, как будто по тайному следу далеко одна ухожу. Туда, где ни мрака, ни света - сырая рассветная дрожь... И ты окликаешь: "Ну, где ты?" О, знал бы, откуда зовешь! Еще ты не знаешь, что будут такие минуты, когда тебе не откликнусь оттуда, назад не вернусь никогда. Я тайно и горько ревную, но ты погоди - не покинь. Тебе бы меня, но иную, не знавшую этих пустынь: до этого смертного лета, когда повстречалися мы, до горестной славы, до этой полсердца отнявшей зимы. Подумать - и точно осколок, горя, шевельнется в груди... Я стану простой и веселой - тверди ж мне, что любишь, тверди!
1947
Здесь даже давний пепел так горяч, что опалит - вдохни, припомни, тронь ли... Но ты, ступая по нему, не плачь и перед пеплом будущим не дрогни...
2. Бабье лето
Есть время природы особого света, неяркого солнца, нежнейшего зноя. Оно называется бабье лето и в прелести спорит с самою весною. Уже на лицо осторожно садится летучая, легкая...
Это всё неправда. Ты любим. Ты навек останешься моим. Ничего тебе я не прощу. Милых рук твоих не отпущу. А тебе меня не оттолкнуть, даже негодуя и скорбя. Как я вижу твой...
