Чу! Как сердце бьет горячим громом. Это начудила ты со мной: Все родное сделала знакомым А себя, знакомую,— родной. Уж на что, бывало, солнца имя У меня вскипало на губах, А теперь ресницами своими Ты растеребила солнце в прах. Хоть и чуждой плоти порожденье, Хоть мне ближе отсвет русских лиц, Я люблю тенистое смятенье Искусительных твоих ресниц. Я люблю — и так, что часто мнится, Словно там, где только тень бежит, В этих трепетных твоих ресницах — Жизнь моя, судьба моя дрожит. Потому: то бережным смущеньем, То — безумств ревнивых острие — Провожаю хищным восхищеньем Каждое движение твое. И такой тревожною любовью, Милая, я жажду уловить, Не порхнет ли у тебя под бровью Хоть дыминка, хоть намек любви. Ты в любви подчас и уверяешь — Это лишь растроганная ложь: Слишком ты любезно повторяешь, Что тебе я дорог, мил, хорош. Ничего от страдных глаз не скроешь: Он сквозит, холодный черный ров. Ты меня, мой друг, не успокоишь Золотистой оттепелью слов. И могу ль поверить ласки зорям? Лучше ты, голубка, не волнуй; Зажигая радость, светит горем У меня твой каждый поцелуй. Ты сулишь, что жизнь мою проводишь До кончины, счастье подарив. Что же ты опять рукой отводишь Слитного желания порыв?
1925
Сквозь гул Москвы, кипенье городское К тебе, чей век нуждой был так тяжел, Я в заповедник вечного покоя — На Пятницкое кладбище пришел. Глядит неброско надписи короткость. Как бы...
Эх, Сергей, ты сам решил до срока Завершить земных волнений круг... Знал ли ты, что станет одинока Песнь моя, мой приумолкший друг! И каким родным по духу словом Пели мы — и песнь...
Мутна осенняя Москва: И воздух, и прохожих лица, И глаз оконных синева, И каждой вывески страница, И каждая полоса На темени железном зданий, И проволочные волоса, Распущенные в...