Вот огромный поезд из Ростова С грохотом примчал твои глаза, И не только сам,— восторгом снова Дрогнул и московский мой вокзал. Словно там, в глазах, взгорался порох Так и порывалась взглядом их... И пошла, взлучая черный всполох, Чаровать знакомых и чужих. Даже и приказчик магазина Облик свой прилавочный терял И твое простое имя — Нина,— Услыхав, невольно повторял. Черный всполох глаз и это имя! Как твой образ мною завладел! Мнилось, что твоими же, твоими На тебя глазами я глядел. Теребил ли день в житейском рвенье, Иль склонялся ночи тихий час,— Так вот и ворочалась в виденье Всполохом прекрасных черных глаз. Были нежны помыслы и грубы: Длить восторг иль, тело обнажа... И теснились пьяной тягой губы, Слитной завистью дрожа. Вдруг твои глаза назад мотнулись, И, как я, готовый загрустить, Каждый угол переулков, улиц Их просил подольше погостить. И просила каждая витрина: «Милая, помедли, погляди!» А в груди-то у меня, в груди Так и колотилось: «Нина, Нина, Нина, Нина, погоди!» Погоди! В волненье вдохновенном, Под прекрасный черный всполох глаз, Эх, о самом, самом сокровенном Я б тебе поведал свой рассказ. Но огромный поезд в даль Ростова От меня умчал твои глаза. Дрогнул сам прощальной дрожью слова, Дрогнул и московский мой вокзал.
1924
Сквозь гул Москвы, кипенье городское К тебе, чей век нуждой был так тяжел, Я в заповедник вечного покоя — На Пятницкое кладбище пришел. Глядит неброско надписи короткость. Как бы...
Эх, Сергей, ты сам решил до срока Завершить земных волнений круг... Знал ли ты, что станет одинока Песнь моя, мой приумолкший друг! И каким родным по духу словом Пели мы — и песнь...
Мутна осенняя Москва: И воздух, и прохожих лица, И глаз оконных синева, И каждой вывески страница, И каждая полоса На темени железном зданий, И проволочные волоса, Распущенные в...
